С другой стороны Рублевки - Юлия Меган

– Блин, напугал! – с облегчением выдохнула она. – Думала, Полина засекла.

– А ты чего тут? – спросил Загайнов. – Уже справилась, что ли?

– Да прям! Ещё не начинала! – Лиза сделала глубокую затяжку. – Вообще не могу себя заставить туда зайти. Тошнить сразу начинает от этой вони.

– Да ладно! Кони хорошо пахнут…

– Кому как! – хмыкнула Проскурина. – Это ты в навозе привык ковыряться, а я сроду этим не занималась. Кто вообще придумал эту идиотскую трудовую практику?

– Всегда так было…

Лиза сверкнула на парня глазами, выбросила окурок и засунула руки в карманы ватника.

– Идти надо, – вздохнула она. – А то Полина выволочку устроит. Господи, неохота-то как! Меня сейчас вырвет прямо в этой дурацкой конюшне.

– А хочешь, я за тебя денник почищу? – предложил Лёшка.

– Правда?! – В глазах Проскуриной засветилась надежда.

– А чего? Конечно! Мне это раз плюнуть.

– Загайнов, миленький, почисть, а? – залебезила девушка. – А то я не могу, честное слово!

– Пошли! – махнул головой он. – Покажешь, который денник твой.

Пока Лёшка тщательно выскребал лопатой навоз, Лиза стояла в углу с брезгливым выражением лица.

– Вот, закончим школу, – говорила она, – и уеду я к чёрту из этого совхоза!

– Куда? – спросил Загайнов.

– Чем дальше, тем лучше!

– В Москву?

– Я за границу хочу! – выдохнула Проскурина. – В Париж!

Лёшка прекратил работать и поднял на неё удивлённые глаза.

– В Париж? Там же капиталисты!

– Вот и очень хорошо! – отозвалась девушка.

– Чего хорошего? Они же враги!

– Кто тебе сказал? – фыркнула Лиза. – Полина, что ли? Слушай ты её больше! Она до сих пор в толк не возьмёт, что Союз развалился. Всё ещё в режиме холодной войны живёт. Враги… В Париже жизнь – зашибись! Красиво всё! Там шмотки только фирменные продают, там музон классный, там… там…

Проскурина не находила слов.

– Там никто тебе не скажет: «Убери плеер, чтоб его никто не видел!» – наконец, выпалила она.

– А, вон ты чего! – Парень снова взялся за лопату. – На Полину обиделась. Да брось ты, это она так… воспитывает.

– Причём тут Полина? – поморщилась Лиза. – Не понимаешь ты ничего! Я свободы хочу.

– Свободы? – Загайнов действительно не понял. – Какой свободы?

– Ай, ну тебя! – Проскурина махнула рукой и отвернулась.

– Всё равно ты за границу не сможешь уехать! – искренне недоумевал Лёшка. – Никого из наших ведь не пускают.

Лиза не ответила.

С улицы послышался громкий топот многочисленных копыт. Фыркая и потряхивая гривами, в конюшню шёл табун. Школьники начали спешно покидать денники. Кто-то пошёл к автобусу, а кто-то задержался, глядя на лошадей. Лёшка был среди оставшихся.

Породистые красавцы-кони заходили в помещение, чутко прядя ушами и опасливо косясь на чужаков. Последним вели гнедого орловского рысака, гордость конезавода – коня Презента. Он был потомком легендарного Квадрата. Загайнов принялся буквально пожирать его взглядом.

Вслед за табуном к конюшне подъехала чёрная «Волга». С заднего пассажирского сиденья вышел директор совхоза Глеб Митрофанович. Он был высоким, гладко выбритым мужчиной в безупречном костюме и начищенных до блеска ботинках. Глеб Митрофанович открыл багажник автомобиля, всё пространство которого оказалось полностью забито грязным сельскохозяйственным инвентарём. Вилы, грабли, лопаты лежали по соседству с кирзовыми сапогами, телогрейкой, резиновыми рукавицами и, бог знает, чем ещё. Директор надел поверх костюма телогрейку, сменил ботинки на кирзовые сапоги. Затем огляделся, приметил Лёшку и направился прямиком к нему.

– Здравствуйте! – произнёс парень, уважительно кивнув.

– Привет-привет! – ответил директор и указал на Презента. – Нравится?

– Ага! – восхищённо выдохнул Загайнов.

– Ну, подойди, чего уж… Степан, Презента придержи!

Конюх Степан послушно остановился. Лёшка с горящими глазами приблизился к рысаку и осторожно похлопал по влажному крупу.

– Хороший, хороший, – приговаривал он. Презент перебирал стройными ногами, вопросительно глядя на Степана.

– Ничего, это свой, – успокоил его тот.

Лёшка вытащил из кармана припасённый заранее хлебный рогалик и протянул коню. Жеребец взял угощение мягкими, тёплыми губами и начал жевать, кивая головой.

– Это он тебе спасибо говорит, – пояснил конюх.

– Ага, я понял. – Довольный Лёшка спрятал руку в карман.

Конь прожевал хлеб и стал тыкаться мордой парню в предплечье.

– Ещё хочет, – прокомментировал Степан.

– Хватит ему, а то растолстеет, – запретил директор. – Давай, веди его в денник.

Конюх с Презентом пошли в конюшню. Рысак оглянулся на Лёшку и тихонько заржал.

– Прощается с тобой, – пояснил Глеб Митрофанович.

– Прямо как человек! – удивился парень.

Директор внимательно на него посмотрел.

– Послушай, Лёш, – сказал он. – Давай-ка в сторонку отойдём.

Поговорив с Глебом Митрофановичем, Загайнов побежал в заждавшийся его автобус.

* * *

Когда Лёшка зашёл в дом, дед Матвей сидел возле печки и глядел в пространство масляными глазами. Рядом вылизывал мокрую, отмытую с мылом шерсть кот Флинт.

– Нажрался уже, мать твою! – сообщила внуку бабка Нюра, кивая на супруга. – Послала его в сельмаг за сахаром, так он ещё и бутыль прихватил!

– Водку, что ль? – спросил Лёшка.

– Какая водка! Маринка-продавщица самогонку втюхала! На рабочем месте уже, в магазине, из-под полы торгует! Вот я пойду участковому пожалуюсь!

– Ты Маринку не тронь! – подал голос дед.

– А где он денег взял? – нахмурился Лёшка.

– Так я ж ему на сахар дала! – развела руками бабка.

– А он его не купил, что ли?

– Купил! А вместо сдачи Маринка ему самогонки налила! Вот пройда!

Старуха сокрушённо покачала головой.

– Да хватит тебе причитать-то! – прикрикнул на неё дед. – Подумаешь, чекушку оприходовал. Не поллитру же! Мне оно от суставов хорошо помогает.

– Щас я тебе твои суставы вылечу! – Бабка Нюра схватилась за сковородку и замахнулась на мужа. – Ох, как вылечу! Вот это тебе лучше поможет!

– Но-но-но! – Дед Матвей поднял корявый указательный палец. – Не сметь! Я свои права знаю! Лёшка! Защити деда!

– Ладно, хватит орать, – поморщился парень. – Баб Нюр, отстань от него. Ну, выпил и выпил, что с ним сделаешь! Посидит да спать пойдёт.

– Он, конечно, спать пойдёт, а денег-то уже не вернёшь! – выговаривала старуха. – Внуку ботинки надо покупать, а он деньги пропивает!

– Лёшка меня поймёт, – закряхтел дед Матвей, – в отличие от тебя, трындычихи. Только «тр-тр-тр, тр-тр-тр»! Вот, Лёшка, ты мне скажи – неужели я, всю жизнь проработамши, на старости лет себе чекушку не могу позволить, а? Я ж, как свинья, не напиваюсь и в кустах не валяюсь. Культурно домой пришёл и на собственной кухне оприходовал. Исключительно чтобы чуток, так сказать, свой больной организм подлечить. А ботинки мы тебе всё одно справим. Вот пенсию получу, и справим.

– Меня директор в совхоз зовёт работать, – объявил Лёшка. – Сразу после школы, конюхом.

Две пары глаз разом уставились на него.

– Оклад хороший обещает, а через год – направление в «Тимирязевку», – продолжил парень.

– О как! – воскликнул дед Матвей. – А ты чего?

– А я сказал, что подумаю.

– Чего тут думать? – распахнул глаза старик. – Сам Глеб Митрофанович предлагает, а он думает. Иди да работай!

– Точно! – поддакнула бабка Нюра. – Чего думать-то? Тебе в совхозе в самый раз, с конями. Директор, считай, тебе подарок делает. А ты чего, сегодня на конезаводе был?

Лёшка кивнул.

– Презента видал?

– Ага! Красавец конь!

Тут Загайнов-старший поёрзал, поудобнее устраиваясь на лавочке. Это был верный знак того, что сейчас он начнёт травить байки.

– А я ведь Квадрата знал, который ему, считай, дедом приходится, – не заставил себя ждать старик. – У Квадрата был сын по кличке Букет, а Презент, значит, – сын Букета. А сам Квадрат, можно сказать, у меня на руках родился, да! Когда кобыла его рожала, я вот этими самыми руками у ней роды принимал!

– Да что ты брешешь-то, прости господи! – вспылила бабка Нюра. – Когда это ты роды у кобыл принимал? Ветврач это делает!

– Ну и что! А в тот день врач в район уехал, и я один над кобылой стоял!

– Ну, как уехал, так и приехал! А то я не помню! По телефону позвонили, он скоренько и примчался!

– Отлынь, старая! – прикрикнул на супругу дед, слегка топнув ногой. – Врач потом подоспел, когда я уже пуповину обрезал!

– Брехло! Кто б тебя вообще к рожающей кобыле подпустил?!

Лёшка вздохнул. Уж очень хотелось деду Матвею хоть сколько-нибудь быть причастным к легенде.

– Может, скажешь, что и Мурилин Мунро на него смотреть не приезжала? – прищурился старик.